О произведении
Повесть «Сашка» Кондратьева, написанная в 1979 году, во многом является автобиографичным произведением. В его основу легли воспоминания писателя, который воевал в стрелковой бригаде и лично принимал участие в ожесточенных боях под Ржевом.
На нашем сайте можно читать онлайн краткое содержание «Сашка» по главам, а также пройти тест для проверки знаний. Пересказ повести будет полезен как для читательского дневника, так и для подготовки к уроку литературы.
Материал подготовлен совместно с учителем высшей категории Кучминой Надеждой Владимировной.
Опыт работы учителем русского языка и литературы — 27 лет.
Краткое содержание
Глава 1
После завершения перестрелки с немцами пришло «время заступить Сашке на ночной пост». Он уже два месяца находился на передовой, но до сих пор ему не удалось увидеть «вблизи живого врага». Напарник, с которым Сашка должен чередоваться, достался ему совсем никудышный: «ослабший от голодухи, ну и возраст сказывается». И даже во время своего законного отдыха ему пришлось проверять напарника, который «не спал, но носом клевал».
После обстрела Сашка заприметил труп фрица, и решил снять с него обувь, чтобы отдать ротному командиру, замочившему ноги в полынье. Ради себя он бы так ни за что не рисковал, «но ротного жалко». Сашка дополз до мертвого немца, и с большим трудом стянул с него теплые валенки.
Только Сашка решил было закурить, как увидел, как «из-за взгорка поднимался громадный немец». За ним последовали и другие, которые, словно серые тени, растворялись в лесу. Поначалу Сашка думал, что «не выдержит он сейчас, поднимется, заорет» и бросится наутек, но вскоре успокоился, взял себя в руки и отправился докладывать ротному об увиденном. Тот приказал всем залечь за овраг и ни в коем случае не подниматься в полный рост.
Вскоре раздался приятный голос, который предлагал сложить оружие в обмен на свободу и работу. Тут ротный сообразил, что это провокация немногочисленного разведывательного отряда, и отдал приказ о наступлении.
Сашка впервые в жизни «столкнулся так близко с немцами, страха он почему-то не ощущал». Заметив удаляющуюся фигуру немца, он бросился вслед за ним и повалил на землю. Вскоре ему на помощь подоспел ротный, который приказал вести пленного немца в штаб.
По дороге пленник, как мог, принялся уверять Сашку, что он не фашист, а самый обычный солдат, но парень совсем не обращал на него внимания. По дороге он решил немного передохнуть. Противники сели и закурили. В этот момент Сашка пожалел, что совсем не знает немецкого языка – «поговорил бы…».
В штабе начальника не оказалось на месте, и Сашку с пленным направили к комбату. После убитой в перестрелке подруги тот был совершенно не в духе, и тотчас приказал расстрелять молодого немца.
От этой новости «у Сашки потемнело в глазах и поплыло все вокруг», ведь по дороге он, как смог, объяснил немцу, что ему сохранят жизнь. С трудом сдерживая волнение, он объяснил комбату, что слово дал пленнику, и не может его нарушить. Только в последний момент комбат изменил свое решение, и приказал вести немца в штаб бригады.
Глава 2
Когда Сашка набирал в котелок воду из ручья, он неожиданно почувствовал раскаленную боль в руке и понял, что его ранили. Увидев кровь, он «испугался, что уйдет она из него вся без перевязки». Собравшись с силами, Сашка, как мог, перевязал руку, и добрался до своей роты. Он сдал ротному автомат, простился с товарищами и отправился в тыл.
Дорога эта была невероятно опасной: она регулярно обстреливалась, и большим везением было пройти ее благополучно. «Долго набирался Сашка духу» перед тем, как двинуться в путь, но делать нечего – нужно идти.
Как и все его товарищи по оружию, Сашка был невероятно грязным, заросшим, оборванным. По дороге он принялся мечтать о том, как впервые за два месяца помоется горячей водой с мылом, наденет чистую одежду… Но вовремя себя приструнил: «ничего загадывать пока нельзя, слишком ненадежно» его положение.
Присел было Сашка передохнуть немного, «но стон где-то совсем рядом встрепенул» его. Неподалеку от себя он заметил раненого в грудь бойца. Он быстро понял, что рана смертельная, но все же пообещал привести санитаров. Сашке удалось отыскать военную часть и дать санитарам координаты раненого солдата – совесть его была чиста.
Сашка продолжил свой путь, и «разрешил себе теперь подумать о Зине, сестренке из санроты». Эти мысли были удивительно приятными: Сашка возлагал большие надежды на свидание с девушкой, с которой познакомился во время одной из бомбежек.
Когда же Сашка наконец добрался до приемного пункта для раненых, Зина встретила его на удивление холодно. Во время осмотра и перевязки Сашка не сразу понял, что старший лейтенант заподозрил его в том, что он сам себя ранил в руку. От страшной обиды у него «из ран хлынула кровь, в глазах потемнело». Его успокоили и отвели в палату, где он быстро забылся крепким сном.
Зина призналась Саше, что старший лейтенант ухаживает за ней «по-хорошему, без глупостей», и между ними – любовь.
Глава 3
Сашка выписался, а вместе с ним «еще двое раненых из ходячих» – рядовой Жора и лейтенант Володя. Им предстояла долгая дорога до деревушки Бабино, где они могли бы обменять свои продаттестаты на продукты.
Пройдя двенадцать верст, «обессилели они окончательно». Всю дорогу они, утомленные и голодные, мечтали только о том, как их сытно накормят – эта мысль помогала бойцам двигаться вперед.
Они очень обрадовались, когда «за пригорком и деревуха показалась, домов в несколько». Солдат пустили переночевать, но вот накормить их хозяева не смогли: самим есть нечего.
Вскоре бойцы узнали, что в Бабине продпункта уже давно нет. Чтобы не умереть с голода по пути в эвакогоспиталь, приятели вынуждены скитаться по деревням и просить еду у местных жителей.
С трудом добравшись до эвакогоспиталя, они были вынуждены ждать еще полдня до ужина, чтобы их накормили: никому не было дела, что их продаттестат уже «десять дней не использованный».
После врачебного осмотра и перевязки выяснилось, что наиболее тяжелое ранение у лейтенанта Володьки, и доктор настоятельно порекомендовал ему неделю остаться в госпитале, но тот хотел как можно скорее добраться к матери в Москву.
Друзья вновь собираются в дорогу, но путь до столицы неблизкий, и они вынуждены сделать передышку в госпитале. Во время ужина раненые бойцы стали жаловаться на откровенно скудную кормежку. Володька не побоялся, и прямо высказал в глаза майору свое мнение, но тот лишь принялся «про временные трудности говорить».
В этот момент мимо головы майора пролетела тарелка с кашей, «и о противоположную стенку разбилась вдребезги со звоном» – это импульсивный Володька не выдержал. Сашка быстро сообразил, что за такой поступок его могут разжаловать и отправить под трибунал, а потому взял вину на себя.
Сашке повезло, и дело быстро замяли, а его попросили покинуть госпиталь. Прощание друзей было тяжелым: каждый понимал, что идет война и вряд ли судьба подарит им еще встречу.
Оказавшись в Москве, Сашка был удивлен, увидев людей не в грязных гимнастерках с автоматами наперевес, а в повседневной гражданской одежде. Они показались ему «будто из мира совсем другого, для него почти забытого, а теперь каким-то чудом вернувшегося». На миг ему даже почудилось, что и войны никакой нет и никогда не было. И именно в этот момент он осознал, насколько важным было его дело там, на фронте…
Сашка
Сашка
Глава 1.
– Куда прёшь? – закричала, проводница плацкартного вагона на мужчину в арестантском бушлате. – Для вас, бродяг, – общие в голове поезда!
– Чего шумишь, красивая?
Мужчина поставил фанерный чемодан на землю, прижимая к груди правой рукой большой свёрток, левой полез в боковой карман бушлата, достал в четверо сложенный лист бумаги и протянул проводнице.
– Читай, грамотная, небось, – усмехнулся пассажир.
Ознакомиться с содержимым она не успела, так как была остановлена раздражёнными голосами подходящих пассажиров.
– В чём дело? Почему стоим?
Женщина подняла глаза, увидела перед собой немолодую супружескую пару.
– Вот, – тихим голосом, почти шёпотом, сказала проводница, протягивая мужчине в полковничьих погонах записку. Полковник, прочитав документ, грубо потребовал справку об освобождении.
– Прошу, гражданин начальник, – без тени смущения протянул требуемую справку мужчина. Чтобы удовлетворить любопытство своей спутницы, полковник начал читать вслух:
– Справка дана гражданину Козлову Ивану Васильевичу 1904 года рождения, уроженцу Нижнего Новгорода (Горького), осуждённого Тройкой УНКВД Горьковской области 23 января 1934 года по статье… ну, это не суть важно, – замялся на миг полковник и продолжил: на срок 25 лет. Ранее не судим. Освобожден досрочно решением комиссии по помилованию от 18 апреля 1953 года. На проезд выдан железнодорожный билет от станции города Мариинска до станции города Горького на имя Козлова И. В. и его сына Козлова Александра Ивановича, рождённого 21 февраля 1953 года. Начальник Сиблага ИТЛ 42/311. Марченко Т. М. Начальник второй части Григорьев Н. А.
Не успев дослушать содержимое справки, жена полковника и проводница воскликнули:
– А где?!
– Тише, дамочки, дитя почивать изволит, – прижимая к груди сверток, ответил Иван.
– Так что же ты, ирод! Не май месяц на морозе дитё держать! Быстро в вагон, – напустилась на него проводница и подхватила стоящий на земле чемодан.
– Конечно, не май, – пробурчал, поднимаясь по ступенькам, Иван, один из счастливков бериевской амнистии апреля 53-го года. – Можно подумать, тут в мае все потом обливаются…
Пассажиров в вагоне было не больше десятка, но Иван прошёл в самый конец, на случай, если Сашка проснётся и начнёт плакать – будет не так слышно.
Иван распеленал ребёнка, положил его на нижнюю полку, сам уселся у окна и задумчиво рассматривал мелькающие строения и редкую растительность вдоль железнодорожного полотна. Поезд набирал ход, изредка издавая характерные гудки, словно прощаясь навсегда с местами, где наш персонаж провел значительную часть своей бесшабашной жизни. Где- то через час пришла проводница принесла постельное белье.
– Это нам ни к чему, не баре, – сказал Иван, увидев в руках женщины белоснежные простыни.
– Не тебе – ребёнку… Платить не надо.
– Спасибо, красивая! Может, у тебя и чай найдётся градусов эдак под сорок?
– Ты, что очумел, не видишь, какие у меня пассажиры в вагоне?
– Так мы им не стажем…
– Слышь, Иван Васильевич, – назвала по отчеству, вспомнив, как полковник читал справку об освобождении. – Что в записке-то было?
– Просьба «хозяина» к начальнику поезда, чтобы разместили нас с мелким в плацкарте. – Потом немного подумал и добавил: – А ещё, чтобы ты, красивая, в течение пути, каждый день выдавала мне чекушку. Сколько до Горького деньков пилить?
– Восемь. Да ты, Иван Васильевич, записку невнимательно читал, потому как вместо чекушки написано «молока для малыша». – Оба рассмеялись. – На станциях я сама тебе молоко покупать буду, только ты из вагона не выходи, а то ещё отстанешь, хлопот потом не оберёшься. Еда-то у вас есть?
– Полный чемодан, я же не с зоны еду, а с поселения, бабы местные всего надавали.
– Скажи, Иван Васильевич, мамаша мальчонки твоего где?
Лицо Ивана вытянулось, аж зубы заскрипели, казалось, ещё немного и из глаз посыплются стрелы огненные.
– Мамаша?! Курва она, а не мамаша, через два месяца после рождения Сашки сбежала, сволочь, с каким-то бродягой!
Заплакал ребёнок, видимо, ему не понравилось, как обзывают женщину, коей он обязан появлением на свет. Иван потрогал малыша.
– Сухой, кушать, наверное, хочет. – И полез на полку за чемоданом.
– Корми сынка, я ещё вечером загляну, – сказала проводница.
На следующий день, ближе к полудню, проводница принесла молока. От денег отказалась.
– Иван Васильевич, тут вот жена полковника поговорить с тобой хочет, – начала было она, но Иван резко оборвал:
– Дитё не отдам!
– Да ты просто поговори, она женщина культурная и умная, может, посоветует, что дельное.
– Ну хорошо, уговорила, только передай ей, что без чекушки базара не будет.
Через час пришла супруга полковника.
– Разрешите?
– Проходите, гражданка начальница, присаживайтесь.
– Называете меня Ниной Петровной. – Вздохнула и поставила бутылку водки на столик. – Выпейте только в мое отсутствие.
– Как скажете.
– Справляетесь с малышом?
– Да я ещё не понял, всего-то десять дней он у меня. Все больше спит да ест иногда.
– Дома ждёт вас кто?
– Некому меня ждать, один, как перст, остался. Нет, не верно, теперь двое нас.
– Жилье у вас есть?
– И до тюрьмы не было, по общагам скитался… Надеюсь, что на работу устроюсь, может, комнату в семейке получу.
– Извините, Иван, сколько вам лет?
– Сорок девять стукнуло.
– Да, не молод. Что же вы с ребенком делать будете? В детский дом отдадите?
– Не-е, в приют не могу, мне ведь из-за этого мальца досрочка вышла. Нет лиха без добра: если бы эта сволочь не сбежала, пришлось бы еще шесть лет лямку тянуть. Правда, если честно, я уже и привык за девятнадцать лет… Как ни как, отсидел и ничего живой пока. Может, и теперь выживем, где наша не пропадала. А на старости будет кому стакан воды подать. Вы, Нина Петровна, почему интересуетесь?
– Скрывать не стану, мы с мужем полночи обсуждали твою ситуацию. Трудно тебе будет: ни жилья, ни работы, да ещё мальчонка совсем кроха, тут и женщина не всякая выдержит, а мужик и подавно. Мы уже в солидном возрасте, сын наш, тоже Саша, в сорок втором погиб под Сталинградом. Если бы вы отдали нам малыша, то, поверьте мне, он бы вырос достойным человеком, получил отличное образование… У нас большая квартира в Москве, муж на хорошей должности в министерстве, я сама домохозяйка. Если вы согласитесь, то супруг проедет с вами до Горького, устроит на работу, поможет с жильём, раз в год мы вам будем деньги переводить. Подумайте хорошенько… Женщина еще раз взглянула на Сашку и тихо ушла.
Глава 2.
Иван в раздумье опустился на полку, машинально сунул руку под детскую пелёнку, сухой ли, затем достал нехитрую закуску, налил в стакан водки и залпом выпил. Горячая нега разлилась по всему худощавому телу. Иван решил вздремнуть, полежал некоторое время, но сон не шёл.
«Ещё что ли выпить? » – потянулся за бутылкой. Hо подумав, что Сашка может проснуться, а он будет в отключке, от этой мысли отказался. Из головы не выходил разговор с Ниной Петровной. По сути генеральша, конечно, права: ну какой из него отец, что он может дать сыну, если сам ещё не определился в этой жизни. Особой отцовской любви к нему он не испытывал, скорее даже, рождение Сашки помешало дальнейшим его планам. Иван мечтал после отсидки уехать в какую-нибудь глухую деревню, найти себе бабу, желательно бездетную, каждый день после работы выпивать свою законную чекушку, после чего заваливаться спать до следующего утра.
Почему-то вдруг нахлынули воспоминания о прошлой жизни.
Иван родился в семье мелкого лавочника Василия Козлова, который держал лавку скобяных товаров на Рождественской. Из трёх детей, что родила ему жена Глафира Степановна, выжил только он, Ванька, остальные умерли в младенчестве. Жила не богато, но и не бедствовали, имелся свой небольшой из двух комнат домик, к которому примыкала лавка. Ваня рос обычным ребёнком, ничем особым не выделялся среди сверстников. Вместе с соседскими мальчишками бегал на реку – она текла в ста метрах от дома. Часто с дружками, сидя на берегу, смотрел на проплывающие мимо пароходы и мечтал, что когда вырастит, то обязательно будет служить матросом на торговом флоте, посетит все города на берегах великой реки Волги.
Все мечты Ивана рухнули с началом Первой мировой войны. Отца в 1915-ом году забрали в солдаты, а через год в дом пришло извещение: «Сообщаю, что рядовой вверенной мне роты Василий Козлов убит 25 августа 1916 г. у дер. Ивантеевка. Командир роты поручик Уланов». Глафира Степановна вынуждена была сама встать за прилавок, Ванька после школы уже не спешил на реку, а помогал матери в торговле, которая шла все хуже и хуже. Перед самой революцией семнадцатого года мать и вовсе лавку и домик продала, а сама с Ванькой перебралась на съёмную крохотную квартирку. В 1920 году Глафира Степановна заболела чахоткой и, промучившись семь месяцев, умерла. Ванька остался круглым сиротой. С квартиры пришлось съехать, так как нечем было платить, а школу он бросил ещё за два года до смерти матери. Пока родительница была жива, Ванька все время пропадал на реке, промышлял рыбалкой, улов мать продавала на рынке, тем и кормились, с трудом сводя концы с концами. Осиротевший к 16-ти годам Иван брался за любую работу, чаще всего за харчи и угол. Тогда-то он и пристрастился к «зелёному змию». Эта пагубная привычка преследовала его всю жизнь. В годы НЭПа работал Иван на различных небольших предприятиях, где предоставляли комнату в общежитии, но нигде долго не задерживался – выгоняли из-за его пристрастия к выпивке.
2 мая 1930 г. под Нижним Новгородом был заложен первый камень в фундамент будущего автомобильного завода. Требовались рабочие руки, Ивана как грамотного (всё-таки семь классов реального училища) приняли на склад учётчиком. Жизнь стала налаживаться, начал он задумываться о заведении семьи, но любовь к водке обрушила все его мечтания. В начале 34-го года стащил он на опохмелку два килограмма гвоздей. Попался. На суде разгневанный прокурор обвинил Ивана Козлова в подрыве экономики целой страны, заявил, что таких расстреливать и то мало. Иван слушал и ухмылялся: подумаешь, какая-то пара килограмм, ну дадут два-три года тюрьмы, а то и вовсе на годик пошлют на стройки народного хозяйства… Но когда из уст судьи, зачитывающего приговор, прозвучало слово «расстрел», Иван впал в прострацию и пребывал в ней, аж пока в тюрьме один из опытных сидельцев не посоветовал ему подать прошение о помиловании на имя Клима Ворошилова. Апелляция была удовлетворена, высшую меру заменили 25-ю годами лагерей.
В память об этом событии Иван всю жизнь будет хранить у себя портрет Клима Ворошилова, поначалу это была вырезка из газеты, позднее уже после отсидки, закажет фотопортрет вставит в рамку и повесит на стену
И пошёл Иван по этапу, лес валить в «Сиблаг» близ города Мариинска Кемеровской области. В первые годы заключения время тянулось очень медленно, не сошёлся он ни с блатными, ни с политическими, а вместе с «мужиками» валил лес и наивно полагал, что за хорошее поведение и труд ему скостят срок. В тяжёлые для страны дни в 42-ом Иван попытался было записаться в штрафной батальон, но заключённых, имеющих большой срок, на фронт не брали. После войны в 1946 году, когда в лагерях стало тесно от наплыва новых арестантов из числа власовцев и бывших военнопленных, Ивана перевели в колонию поселение в двадцати километров от зоны.
Колония поселение, это конечно, не лагерь, но и далеко не свобода. Года через три сошёлся с одной молодухой лет на двадцать младше себя. Так бы и прожили вместе с ней до конца срока, не родись в феврале 53 года Сашка, нежеланный ребёнок ни для неё, ни для Ивана. Через два месяца после рождения ребенка молодуха сбежала, не оставив никакой весточки новоиспеченному папаше…
Плач сына прервал воспоминания Ивана Васильевича.
– Что, проголодался, мелкий? Сейчас пайку достану, молочка попрошу, похаваешь.
Проводница принесла подогретое молоко, показала, как правильно пеленать ребёнка. После того, как малыш поел и вновь уснул, она спросила:
– Что надумал, Иван Васильевич, насчет дитя?
– Да ничего, неделя у меня ещё есть.
– Ты бы не пил, а то полковник ещё силой отберёт сынка.
– Здесь ты права, красивая, с него станется, буду на шухере.
За день до прибытия поезда в Москву пришла Нина Петровна.
– Что решил, Иван Васильевич?
– Извините, Нина Петровна, но сына я оставлю себе, может через него и жизнь у меня изменится: пить брошу, один ведь я остался, а тут все родной человечек, да и негоже мужику сыном торговать, так что ещё раз извините, но Сашка поедет со мной.
– Я примерно такого ответа и ожидала от вас, поэтому и попросила мужа, чтобы позвонил в Горький. Как приедешь, иди к начальнику вокзальной милиции, он будет в курсе и поможет с жильём и работой. – И протянулa деньги, завернутые в газету.
– Это для малыша твоего.
– Спасибо, Нина Петровна, хороший вы человек, век не забуду.
