Доктор Живаго. Краткое содержание по главам


О произведении

Роман «Доктор Живаго» Пастернак написал в 1945—1955 годах. Структура произведения строится по принципу кинематографического монтажа. Книга дополнена стихотворениями главного героя – Юрия Живаго. В романе Пастернак изобразил жизнь русской интеллигенции в сложнейший исторический период – от начала ХХ века до Великой Отечественной войны. В центре внимания автора вопросы жизни и смерти, любви, религии, революции.

На сайте вы можете читать онлайн краткое содержание «Доктора Живаго» по главам и частям. Пересказ будет полезен для подготовки к уроку русской литературы, для читательского дневника.

Материал подготовлен совместно с учителем высшей категории Кучминой Надеждой Владимировной.

Опыт работы учителем русского языка и литературы — 27 лет.

Онлайн чтение книги Доктор Живаго ЧАСТЬ шестнадцатая. ЭПИЛОГ

4

— А мне правда есть что порассказать. Будто не из простых я, сказывали. Чужие ли мне это сказали, сама ли я это в сердце сберегла, только слышала я, будто маменька моя, Раиса Комарова, женой были скрывающегося министра русского в Беломонголии, товарища Комарова. Не отец, не родной мне был, надо полагать, этот самый Комаров. Ну, конечно, я девушка неученая, без папи, без мами росла сиротой. Вам, может быть, смешно, что я говорю, ну только говорю я, что знаю, надо войти в мое положение.

Да. Так значит было все это, про что я вам дальше расскажу, это было за Крушинцами, на другом конце Сибири, по ту сторону казатчины, поближе к Китайской границе. Когда стали мы, то есть, наши красные, к ихнему главному городу белому подходить, этот самый Комаров министр посадил маменьку со всей ихнею семьей в особенный поезд литерный и приказали увезть, ведь маменька были пуганые и без них не смели шагу ступить.

А про меня он даже не знал, Комаров. Не знал, что я такая есть на свете. Маменька меня в долгой отлучке произвели и смертью обмирали, как бы кто об том ему не проболтался. Он ужасть как того не любил, чтобы дети, и кричал и топал ногами, что это одна грязь в доме и беспокойство. Я, кричал, этого терпеть не могу.

Ну вот, стало быть, как стали подходить красные, послали маменька за сторожихой Марфой на разъезд Нагорную, это от того города в трех перегонах. Я сейчас объясню. Сперва станция Низовая, потом разъезд Нагорная, потом Самсоновский перевал. Я теперь так понимаю откуда маменька знали сторожиху? Думается торговала сторожиха Марфа в городе зеленью, возила молоко. Да.

И вот я скажу. Видно я тут чего-то не знаю. Думается маменьку обманули, не то сказали. Расписали Бог знает что, мол, на время, на два дни, пока суматоха уляжется. А не то чтобы в чужие руки навсегда. Навсегда в воспитание. Не могла бы так маменька отдать родное дитя.

Ну, дело, известно, детское. Подойди к тете, тетя даст пряник, тетя хорошая, не бойся тети. А как я потом в слезах билась, какой тоской сердечко детское изошло, про то лучше не поминать. Вешаться я хотела, чуть я во младенчестве с ума не сошла. Маленькая ведь я еще была. Верно денег дали тете Марфуше на мое пропитание, много денег.

Двор при посту был богатый, корова да лошадь, ну птица там разумеется разная, под огородом в полосе отчуждения сколько хочешь земли, и само собою даровая квартира, сторожка казенная при самой путе. От родных мест снизу поезд еле-еле взбирался, насилу перемогал подъем, а от вас из Расеи шибко раскатывался, надо было тормоза. Внизу осенью, когда лес редел, видно было станцию Нагорную как на блюдечке.

Самого, дядю Василия, я по крестьянскому тятенькой звала.

Он был человек веселый и добрый, ну только слишком доверяющий и под пьяную руку такой трезвон про себя подымал, как говорится, — свинья борову, а боров всему городу. Всю душу первому встречному выбалтывал.

А сторожихе никогда язык у меня не поворачивался мамка сказать. Маменьку ли я свою забыть не могла или еще почему, ну только была эта тетя Марфуша такая страшная. Да. Звала я, значит, сторожиху тетей Марфушей.

Ну, и шло время. Годы прошли. А сколько, не помню. С флаком я тогда уже к поезду стала выбегать. Лошадь распречь или за коровой сходить было мне не диво. Прясть меня тетя Марфуша учила. А про избу нечего и говорить. Пол там подмести, прибрать, или что-нибудь сготовить, тесто замесить, это было для меня пустое, это все я умела. Да, забыла я сказать, Петеньку я нянчила, Петенька у нас был сухие ножки, трех годков, лежал, не ходил, нянчила я Петеньку. И вот сколько годов прошло, мурашки по мне бегают, как косилась тетя Марфуша на здоровые мои ноги, зачем, дескать, не сухие, лучше бы у меня сухие, а не у Петеньки, будто сглазила, испортила я Петеньку, вы подумайте, какая бывает на свете злость и темнота.

Теперь слушайте, это, как говорится, еще цветочки, дальше что будет, вы просто ахнете.

Тогда нэп был, тогда тысяча рублей в копейку ходила. Продал Василий Афанасьевич внизу корову, набрал два мешка денег, — керенки назывались, виновата, нет, — лимоны, назывались лимоны, — выпил и пошел про свое богатство по всей Нагорной звонить.

Помню, ветреный был день осенний, ветер крышу рвал и с ног валил, паровозы подъема не брали, им навстречу ветер дул. Вижу я, идет сверху старушка странница, ветер юбку и платок треплет.

Идет странница, стонет, за живот хватается, попросилась в дом. Положили её на лавку, — ой, кричит, не могу, живот подвело, смерть моя пришла. И просит: отвезите меня Христа ради в больницу, заплачу я, не пожалею денег. Запрёг тятенька Удалого, положил старушку на телегу и повез в земскую больницу, от нас от линии в сторону пятнадцать верст.

Долго ли, коротко ли, ложимся мы с тетей Марфушей спать, слышим, заржал Удалой под окном, вкатывает во двор наша телега. Чтой-то больно слишком рано. Ну. Раздула тетя Марфуша огня, кофту накинула, не стала дожидаться, когда тятенька в дверь стукнет, сама откидывает крючок.

Откидывает крючок, а на пороге никакой не тятенька, а чужой мужик черный и страшный, и говорит: «Покажи, говорит, где за корову деньги. Я, говорит, в лесу мужа твоего порешил, а тебя, бабу, пожалею, коли скажешь, где деньги. А коли не скажешь, сама понимаешь, уж не взыщи. Лучше со мной не волынь. Некогда мне тут с тобой проклажаться».

Ой батюшки светы, дорогие товарищи, что с нами сделалось, войдите в наше положение! Дрожим, ни живы ни мертвы, язык отнялся от ужаса, какие страсти! Первое дело Василия Афанасьевича он убил, сам говорит, топором зарубил. А вторая беда: одни мы с разбойником в сторожке, разбойник в доме у нас, ясное дело разбойник.

Тут видно у тети Марфуши мигом разум отшибло, сердце за мужа надорвалось. А надо держаться, нельзя виду показывать.

Тетя Марфуша сначала ему в ноги. Помилуй, говорит, не губи, знать не знаю, ведать не ведаю я про твои деньги, про что говоришь ты, в первый раз слышу. Ну да разве так прост он, окаянный, чтобы от него словами отделаться. И вдруг мысль ей вскочила в голову, как бы его перехитрить. «Ну ин ладно, говорит, будь по твоему. Под полом, говорит, выручка. Вот я творило подыму, лезь, говорит, под пол». А он, нечистый, её хитрости насквозь видит. «Нет, говорит, тебе, хозяйке, ловчей.

Лезь, говорит, сама. Хушь под пол лезь, хушь на крышу лезь, да только чтобы были мне деньги. Только, говорит, помни, со мной не лукавь, со мной шутки плохи».

А она ему: «Да Господь с тобой, что ты сумлеваешься. Я бы рада сама да мне неспособно. Я тебе лучше, говорит, с верхней ступеньки посвечу. Ты не бойся, я для твоей верности вместе с тобой дочку вниз спущу», это, стало быть, меня.

Ой батюшки дорогие товарищи, сами подумайте, что со мной сделалось, как я это услышала! Ну, думаю, конец. В глазах у меня помутилось, чувствую, падаю, ноги подгибаются.

А злодей опять, не будь дурак, на нас обеих один глаз скосил, прищурился и криво так во весь рот оскалился, шалишь, мол, не проведешь. Видит, что не жалко ей меня, стало не родня, чужая кровь, и хвать Петеньку на руку, а другою за кольцо, открывает лаз, — свети, говорит, и ну с Петенькой по лесенке под землю.

И вот я думаю, тетя Марфуша уже тогда спятивши была, ничего не понимала, тогда уже была в повреждении ума. Только он злодей с Петенькой под выступ пола ушел, она творило, то есть это крышку лаза назад в раму хлоп, и на замок, и тяжеленный сундучище надвигает на люк и мне кивает, пособи, мол, не могу, тяжело. Надвинула, и сама на сундук, сидит, дура, радуется.

Только она на сундук села, изнутри ей разбойник голос подает и снизу в пол стук-стук, дескать, лучше выпусти добром, а то сейчас буду я твоего Петеньку кончать. Слов-то сквозь толстые доски не слышно, да в словах ли толк. Он голосищем хуже лесного зверя ревел, страх наводил. Да, кричит, сейчас твоему Петеньке будет конец. А она ничего не понимает. Сидит, смеется, мне подмигивает. Мели, мол, Емеля, твоя неделя, а я на сундуке и ключи у меня в кулаке. Я тетю Марфушу и так и сяк. В уши ору, с сундука валю, хочу спихнуть. Надо подпол открыть, Петеньку выручить. Да куда мне! Нешто я с ней слажу?

Ну стучит он в пол, стучит, время-то идет, а она с сундука глазами вертит, не слушает.

По прошествии время — ой батюшки, ой батюшки, всего-то я в жизни навидалась-натерпелась, такой страсти не запомню, век буду жить, век буду слышать Петенькин голосок жалостный, — закричал-застонал из-под земли Петенька ангельская душенька, — загрыз ведь он его на смерть, окаянный.

Ну что мне, ну что мне теперь делать, думаю, что мне делать со старухой полоумною и разбойником этим душегубом? А время-то идет. Только я это подумала, слышь под окном Удалой заржал, нераспряженный ведь он все время стоял. Да. Заржал Удалой, словно хочет сказать, давай, Танюша, скорей к добрым людям поскачем, помощь позовем. А я гляжу, дело к рассвету. Будь по-твоему, думаю, спасибо, Удалой, надоумил, — твоя правда, давай слетаем. И только я это подумала, чу, слышу, словно мне опять кто из лесу: «Погоди, не торопись, Танюша, мы это дело по-другому обернем». И опять я в лесу не одна. Словно бы петух по-родному пропел, знакомый паровоз снизу меня свистком аукнул, я этот паровоз по свистку знала, он в Нагорной всегда под парами стоял, толкачем назывался, товарные на подъеме подпихивать, а это смешанный шел, каждую ночь он в это время мимо проходил, — слышу я, стало быть, снизу меня знакомый паровоз зовет. Слышу, а у самой сердце прыгает. Нужли, думаю, и я вместе с тетей Марфушей не в своем уме, что со мной всякая живая тварь, всякая машина бессловесная ясным русским языком говорит?

Ну да где тут думать, поезд-то уж близко, думать некогда.

Схватила я фонарь, не больно-то ведь как развиднело, и как угорелая на рельсы, на самую середку, стою промеж рельс фонарем размахиваю взад и вперед.

Ну что тут говорить. Остановила я поезд, спасибо он из-за ветра тихо-тихо, ну просто сказать, тихим шагом шел.

Остановила я поезд, машинист знакомый из будки в окошко высунулся, спрашивает, не слышно, что спрашивает, — ветер. Я машинисту кричу, нападение на железнодорожный пост, смертоубийство и ограбление, разбойник в доме, заступитесь, товарищ дяденька, требуется спешная помощь. А пока я это говорю, из теплушек красноармейцы на полотно один за другим, воинский был поезд, да, красноармейцы на полотно, говорят «в чем дело?», удивляются, что за притча поезд в лесу на крутом подъеме ночью остановили, стоит.

Узнали они про все, вытащили разбойника из погреба, он потоньше Петеньки тоненьким голоском пищит, смилуйтесь, говорит, люди добрые, не губите, больше не буду. Вытащили его на шпалы, руки ноги к рельсам привязали и по живому поезд провели — самосуд.

Уж я в дом за одежей не ворочалась, так было страшно.

Попросилась: возьмите меня, дяденьки, на поезд. Взяли они меня на поезд, увезли. Я потом, не соврать, полземли чужой и нашей объездила с беспризорными, где только не была. Вот раздолье, вот счастье узнала я после горя моего детского! Но, правда, и беды всякой много и греха. Да ведь это все потом было, это я в другой раз расскажу. А тогда с поезда служащий железнодорожный в сторожку сошел, казенное имущество принять и об тете Марфуше сделать распоряжение, её жизнь устроить. Говорят, она потом в сумасшедшем доме в безумии померла. А другие говорили, поправилась, выходилась.

Долго после услышанного Гордон и Дудоров в безмолвии расхаживали по лужайке. Потом прибыл грузовик, неуклюже и громоздко завернул с дороги на поляну. На грузовик стали погружать ящики. Гордон сказал:

— Ты понял, кто это, эта бельевщица Таня?

— О, конечно.

— Евграф о ней позаботится. — Потом, немного помолчав, прибавил:

— Так было уже несколько раз в истории. Задуманное идеально, возвышенно, — грубело, овеществлялось. Так Греция стала Римом, так русское просвещение стало русской революцией.

Возьми ты это Блоковское «Мы, дети страшных лет России», и сразу увидишь различие эпох. Когда Блок говорил это, это надо было понимать в переносном смысле, фигурально. И дети были не дети, а сыны, детища, интеллигенция, и страхи были не страшны, а провиденциальны, апокалиптичны, а это разные вещи. А теперь все переносное стало буквальным, и дети — дети, и страхи страшны, вот в чем разница.

Главные герои

  • Юрий Андреевич Живаго – главный герой произведения, доктор, поэт, писатель.
  • Живаго Антонина Александровна (Тоня Громеко) – первая жена Юрия, юрист; у них были общие дети: сын Саша и дочь Маша.
  • Лариса Антипова – жена Антипова, вторая незаконная жена Юрия Живаго; учитель в гимназии, а затем сестра милосердия.
  • Павел (Паша, Патуля) Антипов (Стрельников) – первый и законный муж Ларисы Антиповой, ставший революционным комиссаром.
  • Гордон Михаил – одноклассник и друг Юрия Живаго.
  • Комаровский Виктор Ипполитович – московский адвокат, юрисконсульт отца Юрия Живаго; знакомый Гишар и Ларисы.

Другие персонажи

  • Веденяпин Николай Николаевич – дядя Юрия Живаго.
  • Живаго Евграф Андреевич – брат Юрия по отцу, генерал-майор.
  • Иннокентий (Ника) Дудоров – сын террориста Дементия Дудорова, приятель Миши Гордона, Юрия Живаго, Павла Антипова.
  • Громеко Александр Александрович – профессор химии в Петровской Академии, отец Антонины Александровны.
  • Громеко Анна Ивановна – мать Антонины Александровны.
  • Амалия Карловна Гишар – обрусевшая француженка, мать Ларисы.
  • Галиуллин Осип Гимазетдинович – белогвардейский генерал.
  • Микулицын Аверкий Степанович – знакомый семьи Живаго, отец Ливерия.
  • Микулицын Ливерий Аверкиевич – партизанский начальник.
  • Марина Щапова – третья, незаконная жена Юрия Живаго; у них были общие дочери Капка и Клашка.

Краткое содержание

Первая книга

Часть 1

Умерла мать мальчика Юры, Марья Николаевна Живаго. После похорон воспитанием мальчика занялся дядя Николай Николаевич Веденяпин. Отец Юры давно бросил сына и жену. Мать говорила мальчику, что его отец в Петербурге, но на самом деле мужчина ездил по Сибири и за границу, кутил и размотал их миллионное состояние. Из богатой состоятельной семьи они стали бедными.

В поезде в Москву ехал со своим отцом, присяжным поверенным Гордоном, гимназист Миша Гордон. По дороге из поезда выбросился самоубийца: как заключили, он был пьян. Покойный не раз заходил к Гордонам в купе, рассказывал о двух своих семьях, сыновьях. Но за ним то и дело приходил его юрист – наглый адвокат, и уводил его пить дальше.

Часть 2

«По России прокатывались волны революции». В Москву с Урала приехала вдова Амалия Карловна Гишар с двумя детьми – сыном Родионом и дочерью Ларисою. Ларису она отдала в женскую гимназию. По совету адвоката Комаровского, друга мужа, Гишар купила швейную мастерскую Левицкой.

Как-то у знакомых в Каретном были именины. Амалия заболела и отпустила Комаровского с Ларой. После праздника Лара всю дорогу домой шла «как невменяемая» и только дома поняла, что случилось. «Теперь она — падшая». «Он был её проклятием, она его ненавидела». Их связь оставалась тайной.

Осенью на железных дорогах московского узла проходили забастовки. В семье Тиверзиных после одной из забастовок поселился Патуля Антипов – сын арестованного Павла Ферапонтовича Антипова. Мать Патули попала в больницу с тифом.

«Были дни Пресни». Семья Гишар оказалась в полосе восстания. Среди дружинников были знакомые Лары – Ника Дудоров и «реалист» Паша Антипов. Уже тогда Патуля влюбляется в девушку. Чтобы не оказаться под обстрелом, семья Лары перебралась в гостиницу.

Николай Николаевич поселил Юру в профессорской семье Громеко, где также жили товарищ и одноклассник Юры гимназист Гордон и дочь хозяев Тоня Громеко. Отец Тони, Александр Александрович Громеко, был профессором химии в Петровской Академии, был женат на Анне Ивановне.

Как-то Александра Александровича вызвали в гостиницу, и он взял Юру и Мишу с собой. Оказалось, что плохо стало Амалии Карловне: она пыталась отравиться. Мальчики стали свидетелями того, как переглядывались между собой некая девочка (это была Лара) и взрослый мужчина:«словно он был кукольником, а она марионеткой». Когда мальчики вышли из гостиницы, Миша сказал Юре, что это «тот самый, который спаивал и погубил твоего отца».

Часть 3

Дети скоро должны были окончить учебу. «Юра кончал медиком, Тоня — юристкой, а Миша — филологом по философскому отделению». Еще в гимназии Юра начал писать стихи.

У Анны Ивановны было воспаление легких, ее состояние ухудшилось. Как-то, во время приступа кашля женщина сказала бросившимся к ней на помощь Юре и Тоне, чтобы они обязательно поженились.

Весной 1906 года шесть месяцев связи с Комаровским «превысили меру Лариного терпения». Девушка устроилась в семью Кологривовых воспитательницей, тайно помогала деньгами Паше. Через несколько лет ей пришлось одолжить у Кологривовых крупную сумму денег, чтобы помочь брату.

Лара решила начать новую жизнь и отдать долг Кологривовым, попросив деньги у Комаровского. Лара зашла к Паше. Они беседовали в темной комнате, при свете свечи, рождественской ночью. Лара сказала, что у нее затруднения, поэтому они должны срочно повенчаться.

После случая у Анны Ивановны Юра и Тоня «словно прозрели и взглянули друг на друга новыми глазами». По дороге на елку к Светницким, когда они проезжали по Камергерскому, Юра обратил внимание на «протаявшую скважину в ледяном наросте одного из окон», сквозь которую просвечивал огонь свечи. «Свеча горела на столе. Свеча горела…» — шептал Юра про себя. Это была свеча в комнате Паши и Лары.

На елке у Светницких была и Лара, и Комаровский. Неожиданно раздался выстрел: Лара стреляла в Комаровского, но не попала. «Юра обомлел, увидав ее. — Та самая! И снова этот седоватый».

Неожиданно за Юрой и Тоней приехали из дома. «Они уже не застали Анну Ивановну в живых». Она умерла от удушья из-за отека легких.

Часть 4

После случившегося Лара сильно заболела, была в бреду. Комаровский снял ей комнату. Когда Лара выздоровела, они с Пашей повенчались. После венчания Лара рассказала Паше всю свою историю. Лара и Паша блестяще закончили обучение и оба получили предложение работать в одном городе на Урале.

«Была вторая осень войны». Юре, которого теперь звали доктор Живаго, его жена Антонина Александровна родила сына.

Антиповы жили в Юрятине, у них появилась дочь Катя. Лара работала в женской гимназии. Павел Павлович также преподавал в гимназии, попутно самостоятельно овладел точными науками. Его тяготили отношения с женой, поэтому он решил поступить в военное училище в Омск. После досрочного окончания училища Антипова сразу отправили в действующую армию. Лара сдала экзамен на звание сестры милосердия, отвезла дочь в Москву к знакомой, а сама «поступила сестрой на санитарный поезд, отправлявшийся через город Лиски в Мезо-Лаборч», чтобы отыскать Антипова.

На фронт, в лазарет, в котором служил Живаго, приехал Гордон. «В эти дни фронт зашевелился». Был взят в плен прапорщик Антипов. Документы Антипова попали к Галиуллину. Ночью деревня оказалась под обстрелом. Живаго отправил Гордона с первым эшелоном.

Юрия ранило – «его свалила с ног воздушная волна разрыва и ранила шрапнельная пулька». Живаго лечился в эвакуационном госпитале в Мелюзеевом. С ним в одной палате находился Галиуллин. Медсестрой, ухаживавшей за ними, была Лара. Галиуллин сообщил Ларе, что Антипов в плену и передал ей его вещи.

Гордон и Дудоров выпустили без разрешения Живаго его книгу, ее хвалят и прочат «большую литературную будущность».

Пришло сообщение, что в Петербурге уличные беспорядки, началась революция.

Часть 5

По мере выздоровления Юрий начал готовиться к отъезду. По дороге в Москву Живаго тревожили мысли о Тоне, родном доме, о революции, о сестре Антиповой.

Часть 6

Приехав в Москву, Юрий Андреевич сразу отправился домой. Живаго впервые видел сына: Саша родился, когда мужчину призвали. Антонина сказала, что из Швейцарии приехал Николай Николаевич. Юрий был очень рад дяде, им было о чем поговорить: «встретились два творческих характера, связанные семейным родством».

«Прошел август, кончался сентябрь. Нависало неотвратимое». «Люди в городах были беспомощны». На улицах города велись бои, нередко ранили случайных прохожих. Та зима была тяжелая, «темная, голодная и холодная».

Живаго вызвали на дом помочь женщине, больной тифом. Вскоре он сам заболел тифом и находился в бреду две недели. Чтобы Юрий быстрее поправился, Тоне помогал сводный брат Юрия – Евграф Живаго.

«В апреле того же года Живаго всей семьей выехали на далекий Урал, в бывшее имение Варыкино, близ города Юрятина».

Часть 7

Последние дни марта. Семья Живаго ехала в товарном вагоне: пассажирских не было. Поезд часто останавливали среди поля, проверяли документы. По пути на одной из станций Живаго лично встретился с беспартийным комиссаром Стрельниковым, которому за жестокость молва дала прозвище «Расстрельникова».

Вторая книга

Часть 8

Семье Живаго – Юрию, Тоне, Александру Александровичу и маленькому Саше – до Варыкино помог доехать местный старик. Аверкий Степанович Микулицын был удивлен приезду гостей, отметив, что они для него будут обузой, что они подвергают его опасности. Но все же предоставил гостям комнату. За чаем хозяева рассказали о жившем в Юрятине математике Антипове, а известный своей жестокостью «комиссар Стрельников – это оживший Антипов».

Часть 9

Зимой Юрий начал вести записи. Вскоре Живаго заметил, что Тоня беременна.

Юрий мечтал о том, чтобы создать что-то «капитальное» – научную или художественную работу. Как-то находясь в библиотеке в Юрятине, Живаго увидел Антипову. После ухода Лары Юрий подсмотрел в каталоге ее адрес и пошел ее разыскивать.

Увидев Живаго на улице, Лариса пригласила его к себе в квартиру. Юрий рассказал ей, как они с семьей добирались на Урал, о своей встрече со Стрельниковым. Лариса рассказала, что Галиуллин «преважною шишкой оказался при чехах» и с его помощью она многим спасла жизни. Антипова призналась, что Стрельников – это ее муж Паша, но она все равно гордилась им.

Живаго начал регулярно бывать у Ларисы. Через два месяца он впервые остался у Антиповой, соврав Тоне, что заночевал на постоялом дворе. Как-то, когда Юрий ехал к Ларисе, его на дороге остановили трое вооруженных и мобилизовали.

Части 10 – 11

«Юрий Андреевич второй год пропадал в плену у партизан». Он вместе с ними совершал переходы. Юрий трижды пытался сбежать, но все окончилось его поимкой. «Ему мироволил партизанский начальник Ливерий Микулицын».

Часть 12

«Доктору отказывали в перевозочных средствах», было сложно с лекарствами. Настала морозная зима, в лагере у людей началась цинга. Ливерий сказал Живаго, что «гражданская война окончена. Колчак разбит наголову». Живаго задумался о том, что «изуверства белых и красных соперничали по жестокости». Думая о близких, о Ларе, ночью Живаго ушел из лагеря.

Часть 13

«Исхудалый, давно не мывшийся» с котомкой за плечами и палкой, в обносках с чужого плеча, Юрий Живаго приехал в Юрятин. Доктор направился к дому Лары. Он нашел записку, адресованную ему: Лара с Катенькой поехали в Варыкино. С обратной стороны бумаги было написано:«О ваших ты знаешь. Они в Москве. Тоня родила дочку». Живаго остановился в квартире Лары.

Живаго поел и заснул. Между провалами в сон он осознавал, что болен, но не мог даже подняться с постели, тут же засыпал снова. Однажды он очнулся на чистой постели – раздет и умыт, около него сидела Лара.

«Юрий Андреевич быстро поправлялся. Его выкармливала, выхаживала Лара своими заботами». «Их любовь была велика». Лара считала, что он непременно должен вернуться к семье. Она рассказала, что Стрельников бежал и скрывается: ему как беспартийному теперь грозила опасность.

Живаго поделился с Ларой, что Комаровский был юрисконсультом его отца миллионера. Комаровский спаивал Живаго, довел его до банкротства и толкнул его к самоубийству.

Лара призналась, что все еще любит Антипова. Если бы он стал прежним Пашенькой, она бы все бросила и вернулась к нему.

Живаго принесли письмо от Тони, которое едва не затерялось. Она писала, что назвала их дочь Машей, что многих общественных деятелей и профессоров, в том числе их семью, высылают за границу.

Часть 14

В Юрятин приехал Комаровский и сообщил, что Лариса, Живаго и Стрельников в смертельной опасности. Он предложил отвезти их во Владивосток, откуда Юрий морем сможет добраться к своим, но Юрий не согласился. Живаго заметил, что Лариса беременна.

Юрий и Лара с Катей переехали в Варыкино. Они остановились в доме Микулицыных. Было видно, что в доме кто-то недавно жил. Живаго по ночам снова стал писать, записал «Рождественскую звезду», «Зимнюю ночь», другие стихотворения.

В Варыкино приехал Комаровский. Он сказал Живаго, что Стрельникова казнили. Чтобы Лара согласилась уехать с Комаровским, Юрий соврал ей, что присоединится к ним позже.

Оставшись один, Юрий «медленно сходил с ума». «Он запустил дом, перестал заботиться о себе, превращал ночи в дни и потерял счет времени». В один из дней к нему забрел Стрельников, он оказался жив. Они проговорили несколько часов. Стрельников признавался Юрию в своих преступлениях, вспоминал Лару, размышлял о революции. Юрий сказал, что Лара его все еще любит, это произвело сильное впечатление на Павла. Стрельников остался ночевать у Живаго. Утром Юрий нашел его недалеко от крыльца в снегу: Павел застрелился.

Часть 15

Восемь или девять последних лет жизни перед смертью Живаго «все больше сдавал и опускался, теряя докторские познания и навыки и утрачивая писательские». Обострилась его болезнь сердца. «Он пришел в Москву в начале нэпа». После очередной смены жилья Юрий забросил медицину, стал бедствовать.

Живаго начал захаживать к дворнику Маркелу Щапову, служившему ранее у семьи Живаго. Его дочь Марина стала помогать Юрию по хозяйству. «Однажды она осталась у него и не вернулась больше в дворницкую. Так она стала третьей не зарегистрированной в загсе женою Юрия Андреевича». У них пошли дети: две дочери, Капка и Клашка.

Как-то, зайдя к жившему недалеко Гордону, Живаго рассказал, что начал получать письма из Парижа от Тони. Утром после разговора к Гордону прибежала Марина – Юрий пропал. Через три дня от Живаго пришли письма, что он хочет побыть в одиночестве. Вскоре он прислал Марине крупную сумму денег.

Все это время Живаго жил рядом, ему помог брат Евграф, который также посодействовал в приеме доктора на хорошую службу. В день, когда Юрий ехал в Боткинскую больницу, в трамвае ему стало плохо. Живаго вышел и тут же упал на мостовой. «Скоро установили, что он больше не дышит и сердце у него не работает». Среди людей, пришедших на похороны, были Евграф и случайно зашедшая Лариса (прощание с покойным происходило в бывшем доме Антиповых). Евграф рассказал Ларисе, что ее муж Антипов на самом деле не был казнен, а застрелился. Лариса просила помочь разыскать ее второго ребенка.

«Лариса Федоровна провела несколько дней в Камергерском», начала помогать Евграфу с разбором бумаг Юрия. Как-то Лариса ушла и не вернулась: видимо, ее арестовали, и она умерла где-то в концлагере.

Часть 16

Летом 1943 года «после освобождения Орла» в войсковую часть вернулся младший лейтенант Гордон. Бельевщица Таня, девушка-сирота, во время разговора со ставшим генерал-майором Евграфом Живаго рассказала свою историю, чем сильно заинтересовала мужчину. Он обещал ей помочь. Гордон по рассказу Тани понял, что это внебрачная дочь Лары и Юрия, которую женщина оставила на железнодорожном разъезде сторожихе.

Прошло пять или десять лет, Гордон с Дудоровым сидели в Москве, перелистывая составленную и напечатанную Евграфом тетрадь Юрьевых писаний. «Состарившимся друзьям казалось, что эта свобода души пришла», что они вступили в «будущее» и «отныне в нем находятся».

Краткое содержание по главам «Доктор Живаго» Пастернак

Краткое содержание по главам

«Доктор Живаго» Пастернак

Первая книга
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПЯТИЧАСОВОЙ СКОРЫЙ

На кладбище хоронят мать десятилетнего Юры Живаго Марию Николаевну. Мальчик очень переживает: «Его курносое лицо исказилось. Шея его вытянулась. Если бы таким движением поднял голову волчонок, было бы ясно, что он сейчас завоет. Закрыв лицо руками, мальчик зарыдал». К нему подошел Николай Николаевич Веденяпин, брат матери, расстриженный священник, в настоящем — сотрудник издательства. Он увел Юру прочь. Переночевать мальчик и его дядя отправляются в один из монастырских покоев. На другой день они планируют уехать на юг России, в Поволжье. Ночью мальчика будят звуки бушующей на дворе вьюги. Ему кажется, что их заметет в этой келье, что могилу матери заметет так, что она «бессильна будет оказать сопротивление тому, и уйдет еще глубже и дальше от него в землю». Юра плачет, дядя утешает его, говорит о Боге.

Жизнь маленького Юры протекала «в беспорядке и среди постоянных загадок». Мальчику не говорили о том, что их отец промотал миллионное состояние их семьи, а затем бросил их. Мать часто болела, ездила на лечение во Францию, а Юру оставляла на попечение посторонних людей. Он болезненно переживает смерть матери, ему настолько плохо, что порой он теряет сознание. Но ему хорошо с дядей, «человеком свободным, лишенным предубеждения против чего бы то ни было непривычного».

Веденяпин привозит Юру в имение фабриканта и покровителя искусств Кологривова Дуплянку, к своему приятелю — педагогу и популяризатору полезных знаний Воскобойникову. У него воспитывается Ника, сын террориста Дудорова, отбывающего срок на каторге. Мать Ники — грузинская княжна Нина Эристова, женщина взбалмошная, постоянно увлекающаяся «бунтами, бунтарями, крайними теориями, знаменитыми артистами, бедными неудачниками». Ника производит впечатление «странного мальчика». Ему примерно четырнадцать лет, ему нравится дочь хозяина имения Надя Кологривова. По отношению к ней он ведет себя не слишком хорошо — грубит ей, грозит утопить, говорит, что сбежит в Сибирь, где начнет настоящую жизнь, станет сам зарабатывать, а затем поднимет восстание. Оба понимают, что их ссоры бессмысленны. Одиннадцатилетний мальчик Миша Гордон едет из Оренбурга в Москву на поезде вместе с отцом. Мальчик с раннего возраста понял, что евреем в России быть плохо. К взрослым мальчик относится с презрением, мечтает, что, когда станет взрослым, решит «еврейский вопрос» вместе с другими проблемами. Отец Миши неожиданно дергает стоп-кран, поезд останавливается. С поезда спрыгивает человек, который во время поездки заходил к Гордонам в купе, долго беседовал с отцом Миши, советовался по поводу векселей, банкротств и дарственных, удивляясь тому, что отвечал ему Гордон-старший. За этим попутчиком заходит его адвокат Комаровский, уводит его. Этот адвокат сообщил отцу Миши, что этот человек — «известный богач, добряк и шалопут, уже наполовину невменяемый» из-за чрезмерного употребления алкоголя. Этот богач дарил подарки Мише, рассказывал о своей первой семье, в которой у него рос сын, говорил о покойнице жене, которую бросил. Внезапно он спрыгнул с поезда, чему адвокат не удивился. Миша даже подумал, что самоубийство этого человека только на руку его адвокату. По прошествии многих лет Миша узнал о том, что этим самоубийцей был не кто иной, как отец его будущего самого близкого друга Юрия Живаго.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДЕВОЧКА ИЗ ДРУГОГО КРУГА

С Урала в Москву приезжает вместе с двумя детьми Ларисой и Родей Амалия Карловна Гишар, вдова бельгийского инженера. Адвокат Комаровский, друг покойного мужа, советует ей купить швейную мастерскую, чтобы сохранить свои капиталы. Она так и поступает. Кроме того, Комаровский советует ей определить Родю в корпус, а Л ару — в гимназию. Сам же своими нескромными взглядами заставляет краснеть девочку. Ка-кое-то время Амалия Карловна с детьми живет в убогих номерах «Черногории». Вдова боится двух вещей: нищеты и мужчин, от которых тем не менее постоянно попадает в зависимость. Комаровский становится ее любовником. На время любовных свиданий Гишар отправляет детей к соседу — виолончелисту Тышкевичу.

Амалия Карловна переезжает в небольшую квартиру при мастерской. Там Лара сдружается с подрабатывающей в этой мастерской Олей Деминой, с которой к тому же вместе ходит в гимназию. Комаровский начинает оказывать Ларе недвусмысленные знаки внимания, чего она страшится. Но близость все же происходит. Лара чувствует себя падшей женщиной, а Комаровский неожиданно для себя понимает, что обычное совращение невинной девушки для него перерастает в большое чувство. Он уже не может жить без Лары, стремится устроить ее жизнь. Лара пытается найти утешение в религии. За ней начинает ухаживать приятель ее знакомой Нади Кологривовой Ника Дудоров. Ника не представляет для Лары интереса, поскольку очень похож характером на нее, тоже горд, неразговорчив, прям. Жилище Гишар находится недалеко от Брестской железной дороги. В этом же месте живут Оля Демина, дорожный мастер привокзального участка Павел Ферапонтович Антипов, машинист Кипреян Савельевич Тиверзин, который заступается за сына дворника Гамазетдина ТОсупку, которого частенько избивает мастер Худолеев. Тиверзин и Антипов входят в состав рабочего комитета, устраивающего забастовку на железной дороге. Антипова вскоре арестовывают, а его сын Павел — аккуратный и веселый мальчик, который учится в реальном училище, остается один с глухой теткой. Пашу забирают к себе Тиверзины. Однажды его берут с собой на демонстрацию, на которую налетают казаки, избивая всех. Этой осенью 1905 года в городе идут кулачные бои.

Через Олю Демину Паша знакомится с Ларой, в которую не просто влюбляется, а боготворит ее. Он не умеет скрывать свои чувства, Лара же пользуется тем, какое влияние имеет она на Пашу. Но она не питает к нему никаких чувств, поскольку понимает, что взрослее его в психологическом плане. Гишар вместе с детьми переезжает на время в «Черногорию», поскольку опасается стрельбы.

Дядя Юры определяет племянника в московскую семью своего, приятеля профессора Громеко. Николай Николаевич, приезжая в Москву, останавливается у своих дальних родственников Светницких. Он знакомит Юру с детьми своих родственников. Дети — Юра Живаго, его одноклассник гимназист Миша Гордон и дочь хозяев Таня Громеко — очень сдружились между собой. «Этот тройственный союз… помешан на проповеди целомудрия». Родители Тони, Александр Александрович Громеко и Анна Ивановна, часто устраивали камерные вечера, приглашали музыкантов. Семья Громеко — «образованные люди, хлебосолы и большие знатоки музыки». Устраивая один из вечеров, Громеко пригласили виолончелиста Тышкевича, которого в середине вечера попросили срочно приехать в «Черногорию». Тышкевич отправляется туда вместе с Александром Александровичем, Юрой и Мишей. В «Черногории» они видят неприятное зрелище — Амалия Карловна пыталась отравиться, но неудачно. Она театрально рыдает. Появляется Комаровский, который оказывает Гишар помощь. Юра замечает за перегородкой Ларису, красота которой его поражает. Но его коробит то, как Комаровский и Лариса общаются между собой. Когда все выходят на улицу, Миша рассказывает Юре о том, что Комаровский и есть тот самый адвокат, при помощи которого отец Юры отправился на тот свет. Однако в тот момент Юра не в состоянии думать об отце — все его мысли — о Ларисе.

Страницы: 1 2 3 4 5

1 Следующая »

Рейтинг
( 1 оценка, среднее 5 из 5 )
Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Для любых предложений по сайту: [email protected]